Виталий Каплан

Корона

рассказ

1.


     Долго ждали Рыжего. Ждали, нервничали, посматривали на опускающееся больное солнце. Впрочем, это лишь Арамис видел бурые оспинки на лице светила, у остальных глаза обычные, приспособленные к темноте.
     Но всё-таки заступать в дозор надо было уже сейчас, сразу после заката. Положено по Уставу, а с Уставом не спорят. Опять-таки, их должно быть семеро. Ну и что теперь делать?
     Рыжий объявился, когда Арамис уже готов был рыть от злости землю - вернее, асфальт. Виновато жмурясь, он тут же начал лепить какую-то чушь о запертой двери, о трёх замках и двух цепочках. Хотя квартира у него на первом этаже и уж какая-нибудь форточка всегда открыта, тем более в такую жару. Нет, всё куда проще - заигрался по дороге, засмотрелся на светленькую красотку или поругался с какой-нибудь драной сукой. Забыл, поганец, что он - дозорный.
     Но делать внушение было уже некогда. Солнце коснулось нижним краем иззубренной кромки крыш. Пора!
     Поодиночке они перебрались с людной улицы, где к ним уже начали было приглядываться прохожие, в тёмную арку, за которой просматривались во дворе мусорные контейнеры и разломанные ящики. Там куда сподручнее, чужие там не ходят. Тем более, в такое время.
     Дозорные выстроились перед ним полукругом, и Арамис, поднатужившись, встал на задние лапы. Упругий хвост, конечно, не мог послужить настоящей опорой, но всё же помогал держать равновесие. И кто это придумал, что пробуждение надлежит производить в такой вот идиотской позе? Но с Уставом не поспоришь.
     Он поочерёдно подходил к каждому и тот послушно поднимался перед ним. Долгий взгляд глаза в глаза, чтобы протянуть между собой и дозорным тонкую пульсирующую ниточку. Её нельзя пощупать лапой, её нельзя и увидеть обычным зрением, но она куда более настоящая, чем когти и зубы, чем гниющие помидоры и отдалённые звуки машин. По ниточке проскальзывают синие искорки понимания. И просыпается в его друзьях то, что таилось под грузом обычной жизни. То, что никогда не спало в нём самом, что крало у него радость настоящего, открывая взамен тревоги человеческого времени.
     Это продлилось недолго - вот уже дозорные удивлённо переглядываются. Они всегда в первые минуты так переглядываются, ощущая под своей шкурой иное. Но ничего, быстро освоятся. Всё равно как в холодную воду прыгнуть. Сперва и противно, и страшно, а потом что же - потом плывёшь.
     - Значит, так, ребята, - негромко начал Арамис на правильной речи. - Патрулирование нам сегодня предстоит сложное. Боюсь, обычными сгустками дело не ограничится. Есть данные, - он помедлил, подбирая мысли, - что в городе опять появился Синий Мастер. Мы, конечно, сами ничего сделать с ним не сумеем, но и не надо. Задача - выследить, составить карту потоков и ходов. Дальше им займутся коллеги. Но и от обычной рутины никто нас не освобождает.
     Сгустки, эти скучные сгустки, внутренне поморщился он. Не имеющие ни формы, ни имени, ни цвета. Непонятно, живые ли они вообще? Или ничем не отличаются от дыма и пыли? Непонятно, думают ли они о чём-нибудь, боятся ли чего? Одно лишь известно совершенно точно - они голодные. Они всегда голодные, им всегда хочется жрать. И они жрут - без рта, да и зачем им рот? Их пища незаметна, её незачем жевать. Просто становится в городе меньше радости, меньше улыбок и добрых слов. Зато клубятся раздражение, беспричинная злоба, уныние и страх. Оно и понятно - переварив свет, сгустки испражняются тьмой. И не в специальных местах, как издавна было принято - теперь они, обнаглев, гадят везде где только могут. Знали бы люди, что экзотическая нежить вроде вампиров и оборотней - полная чепуха по сравнению со сгустками, у которых ни клыков, ни когтей, ни копыт, ни рогов. И не нужна им ни тёплая кровь, ни бессмертная душа.
     Он с облегчением опустился на четыре лапы, обернулся к своей команде - и они, рассредоточившись, скользнули в тёплые июньские сумерки. Двое серых с белыми подпалинами, полосатый Рейс, безалаберный Рыжий, суровый перс Мурзик, бездомный Хакер с обгрызенным ухом - и он, Арамис, угольно-чёрный, без единой отметины. Если не считать таковой невидимое обычному глазу сияние над острыми ушами, мерцающий звёздный обруч - горько-солёный, печальный, но, увы, необходимый дар разума.
     

2.


     Первый сгусток обнаружился лишь когда ночь уверенно вошла в свои права, облила землю своими вязкими чернилами. Луны не было, а крысиные глазки звезд издевательски подмигивали. Казалось, они заодно со сгустками, они светят с той, другой стороны, о которой Арамису и думать не хотелось. Думать вообще неприятно, а уж о таком...
     И вновь отличился Рыжий. Даром что разгильдяй и хвастун - а чутьё имеет отменное. Ниточка между ним и Арамисом дёрнулась, беззвучно тренькнула - и сразу стало ясно, что бежать надо в душный подвал старой, обшарпанной пятиэтажки. Рыжий был уже там и сейчас отчаянно сигналил начальству.
     Арамис сейчас же потянул за остальные ниточки - и вскоре они друг за другом проскользнули в глухую щель на уровне людских ног. Точнее, это было окошко, только давным-давно его разбили, и острые клыки стекла торчали из рамы. Неумеха, может, и поцарапался бы, пролезая, но у дозорных - навык. Мгновение - и все шестеро были уже внизу, во влажной и ржавой тьме. И что бы они делали без нижнего зрения? А так - всё же видно кое-что. Уходящие вдаль водопроводные трубы, затянутые паутиной кирпичные стены. Крутилось тут и там надоедливое комарьё, остро пахло крысиным помётом. Арамис подавил невольное желание предаться увлекательной охоте. Но нельзя. Если ты ведёшь Дозор - приходится давить в себе зверя. Тебя ждёт иная охота, куда более неприятная.
     Сгусток разметался возле груды каких-то непонятных человеческих железок. Довольно крупный, уж всяко побольше крысы. И тянуло от него тоскливым холодом.
     Рыжий весь извёлся, ожидая соратников. Сейчас он выгибал спину, колотил хвостом по пыльному бетонному полу, демонстрируя боевую удаль. Но Арамис не исключал и того, что минутой ранее он, съёжившись, распластался на полу, стараясь держаться как можно дальше от слепого пятна. Это простительно - никому бы не хотелось остаться наедине со сгустком. Сгусток не шипит, не скалит зубы - но истекает из него такая безнадёжность, что хочется перестать быть. Не просто околеть, застыв холодным трупиком - а совсем исчезнуть из жизни. Точно тебя никогда и не было нигде.
     Только семеро могут справиться со сгустком. Так уж заведено изначально, а почему - знают, наверное, лишь коллеги. А может, и они не знают. Коллеги, при всём их могуществе, подчас бывают такими глупыми. Они знают кусочек правды, но думают, будто знают всё. Хотя, по правде говоря, им достался кусочек побольше и пожирнее, чем дозорным котам. Потому что они - люди. Тоже Иные, но - всё-таки люди.
     Арамис коротко мявкнул - и звук железным шаром прокатился по гулким пространствам подвала, давя всё вокруг. Дозорные тотчас обступили сгусток кругом, стараясь, однако, держаться на расстоянии. Порядок давным-давно отработан - нырнули в себя, отыскали в глубинах тёплую искорку, выволокли её во внешний мир. Семь невидимых обычному глазу огоньков заплясали вокруг сгустка. Огоньки перемигивались, заряжаясь друг от друга Силой и Светом. У Арамиса был голубой, у Рыжего - зелёный, Перс предпочитал работать с оттенками алого... А все вместе давали радугу. Жаль обычных котов - мир для них серый, красок они не видят. Иное дело - дозорный...
     А огоньки разгорались, превращаясь уже не в огоньки, а в самые настоящие огненные языки. К счастью, этим пламенем не обожжёшься, оно особое. Коллеги называют его Настоящим.
     Сгусток дёрнулся, почуяв опасный жар, и испустил злобную волну. Поодиночке они бы, наверное, испугались, улепетнули бы наверх, в безлунную ночь, но сейчас уже не было семи котов - был Дозор, боевая единица. И они держали свои огни, подпитывая их глубинным теплом, пока, наконец, огненные языки не соединились, не слились в радужное кольцо. А потом уж всё пошло как обычно - кольцо завертелось вокруг сгустка, летели повсюду искры, мелькали цвета, незаметно перетекая один в другой. И вот уже нет никакой радуги, а только ослепительно белое сияние обволакивает тёмную кляксу, и сгусток уменьшается, тает, расплывается грязным пятном - но и пятно исчезает под взмахами белого ластика.
     И когда, наконец, сгустка не стало - они обессилено повалились на пол. Белое кольцо растаяло в воздухе, снова сгустилась в подвале тьма, но это была уже самая обыкновенная земная тьма.
     И вернулись звуки - запищали голодные комары, прошмыгнула испуганной тенью мелкая крыска - обычная, на неё и отвлекаться не стали. Слишком много сил ушло. А впереди ещё целая ночь. И ладно бы только сгустки - но ведь и Синего Мастера искать надо. А тот будет пострашнее. Его радугой не возьмёшь.
     - Ну что, дозорные, - пересилив себя, поднялся Арамис. - Хватит разлёживаться. Служба зовёт.
     

3.


     Домой он вернулся уже утром, когда солнце хоть и не вылезло ещё из-за крыш, но в воздухе разлилось уже розово-золотистое сияние, и ломкие тени потеряли свою ночную глубину. И ни намёка на предстоящую дневную жару - только слабые прикосновения ветерка. Точно гладит по шёрстке. Приятно.
     Хорошо Рыжему - сигай себе в открытую форточку, и все дела. А у Арамиса квартира на пятом этаже, и дверь, конечно, никто для него не станет держать открытой. Дверь заперта на три замка, два внутренних засова и ещё на цепочку. Антонина Ивановна, тёща хозяина, опасается воров. Страхи её совершенно беспочвенны - никакой вор не полезет в квартиру, где живет дозорный, просто почувствует: сюда не надо. А если по дури всё же сунется - сильно об этом пожалеет. Но ведь глупой тёще Антонине это не объяснишь - разговаривать не умеет. Ну, то есть болтает по-человечески, но это же не правильная речь, не мысль-в-мысль. Из людей так только коллеги умеют. Но их слишком мало...
     Вчера ему ещё повезло - сумел выскользнуть из квартиры, когда Лена, жена хозяина, выносила мусор. Обычно-то его от двери гоняют, но тут отвлеклись. По правде говоря, он слегка им помог... хотя такое и не одобрялось Уставом. Дозорный не имеет права пользоваться своей Силой в личных целях. Ладно, здесь, можно считать, была производственная необходимость.
     Однако сейчас надо же как-то в квартиру войти. И проголодался он за ночь, сил истратил немерено. И спать хочется, причём не на грязных ступенях, по которым вот уже скоро хлынут на работу жильцы, а на своём синем коврике. Если бы не Устав... три прыжка в Полутьме, и вынырнуть в обычный мир. Или, допустим, лужа... в которой что-нибудь да отражается. Такая лужа вполне может считаться зеркалом, а значит, входишь в неё, а выскакиваешь уже из зеркала в трюмо... В конце концов, можно взглядом надавить на белую кнопку звонка... Но ты же дозорный, а значит, нельзя. Будь как все коты... будь счастливым.
     Арамис уселся под дверью и затянул нудную песнь. Вскоре, не прошло и четверти часа, его услышали. Зашаркали недовольные шлёпанцы, лязгнули засовы. Антонина Ивановна впустила его молча, не рискнула криками разбудить домочадцев. Арамис знал, что это лишь отсрочка и расплата его не минует. Но сейчас он хотел одного - добраться до коврика и миски, в которой со вчерашнего дня что-то же да осталось...
     
     - Нет, вы как хотите, а моё терпение кончилось! - Антонина Ивановна никогда не орала, она шипела по-гадючьи, и на хозяина с женой это действовало безотказно.
     Арамис вздрогнул и проснулся окончательно. Лучше бы он этого не делал - там, во сне, было тепло и безопасно. А наяву... Семья напоминала кастрюлю с молоком, которое вот-вот закипит - и полезет вверх, заливая конфорки.
     Хозяин, толстый и потный, сидел за кухонным столом и тоскливо изучал розовые обои. На столе было чисто, вся грязная посуда перекочевала в мойку. Значит, они уже успели позавтракать. Жена хозяина, Леночка, стояла возле раковины и страдальчески взирала на мать. А та, сидя на кожаном диванчике, загибала пальцы, излагая свои резоны.
     - Во-вторых, мы завтра едем на дачу, и брать с собой это чудовище нельзя. Надеюсь, это понятно? В лучшем случае сбежит, а в худшем... Вы помните, как в позапрошлом году этот, с позволения сказать, котик чуть не искалечил собаку Николаевых? Только чудом они не подали в суд. Вы хоть представляете, сколько стоит ихняя шавка?
     Арамис помнил. Наглого соседского питбуля пришлось поучить, невзирая ни на княжескую родословную, ни на медали. Но что было делать? Страдал весь двор. Причём не только кошки.
     - В-третьих, я миллион раз уже говорила, что он опасен для Бореньки...
     - Так ведь наоборот, - решился издать звук хозяин, - он же как-то снимает его астму... электричество там какое, я уж не знаю.
     - Это предрассудки! - в тёщином голосе послышался металл. - Любой врач вас высмеет, Гоша! А вот микробов занесёт сколько угодно, он же то и дело из квартиры удирает, носится по всяким помойкам, это же переносчик заразы. И я не собираюсь молча ждать, когда мой внук подхватит стригучий лишай, или дизентерийную палочку, или бешенство...
     Из Борькиной комнаты доносились развесёлые звуки - малыш смотрел кассету с мультиками, не подозревая, что ему грозит.
     Арамис подавил в себе недостойное желание разодрать Антонине Ивановне язык. Просто выгнул спину и взглянул на неё снизу вверх.
     И вздрогнул. Что-то было явно не так. Подобные разговоры тёща заводила нередко, но сейчас дрожали в воздухе стеклянные нити тревоги. Что-то чужое, холодное растекалось по комнате. Арамис на всякий случай воспользовался нижним зрением - и всё стало тоскливо и безнадёжно.
     Огромный иссиня-черный сгусток присосался к Антонине Ивановне. Видимо, совсем недавно, потому что канал, соединяющий его с тёщиным сердцем, был тонок - как ножка гриба-поганки. И будь здесь, в кухне, Дозор - порвали бы за четверть часа, развеяли бы как пыль. Но в одиночку такое никому не под силу, радугу вызывают лишь дозорной семёркой. И жгучие чёрные нити беспрепятственно опутывали мысли Антонины Ивановны, разъедали её человеческую суть.
     Оставалось одно - немедленно бежать отсюда, разыскивать дозорных, тащить сюда... В возбуждении он даже не подумал, пустят ли хозяева к себе в квартиру целую стаю подозрительных котов. Эх, коллег бы сюда! Но коллеги всегда появляются сами, когда им это нужно. А вот попробуй отыщи их, если нужно тебе!
     Арамис пружинисто вскочил... Вернее, попытался вскочить. Тут же безумная, невозможная боль скрутила его задние лапы, сдавила их смертным холодом - и он тяжело шлёпнулся на пол. Судорожно заскрёб когтями по линолеуму, но почти не сдвинулся с места.
     - Эге! - хозяин озадаченно вылез из-за стола. - А с нашим котиком, похоже, не всё в порядке.
     - Старый он, - заметила хозяйка, наклоняясь к распластавшемуся Арамису. - Старенький... Только у нас шесть лет, а сколько до нас неизвестно где жил... Слушай, а ведь это, похоже, паралич...
     И Арамису показалось, будто присосавшийся к Антонине Ивановне сгусток злорадно ему ухмыльнулся. Хотя чем ему было ухмыляться? Ни рта, ни глаз - только жадная пустота.
     

4.


     И конечно, угодили в пробку. Старенькая "шестёрка" хозяина обиженно фыркнула и, вздрогнув, приросла к асфальту. Впереди толпилось стадо машин - таких же вонючих, раскалённых, злых. И сзади тоже подкатывали - Арамис вертел головой туда-сюда. Спасибо хоть шея ещё не отказала.
     Большего он не мог - куда денешься из сумки на заднем сиденье? Хорошо хоть не до конца застегнули молнию, можно высунуть голову и дышать зноем. Наслаждаться своим последним днём.
     Всё было ясно. Что такое ветлечебница, он знал, и зачем его везут туда - тоже. Хозяйка под тёщиным напором продержалась пятнадцать минут, хозяин, надо отдать ему должное, спорил почти час. Но что он мог поделать? Невидимые человеческому глазу щупальца сгустка мало-помалу опутывали и его мозги.
     - А что Борьке скажем? - вяло отбивался он, но, скорее, для порядка. - Это ж такая травма ребёнку...
     - А зачем правду говорить? - елейно хихикнула Антонина Ивановна. - Скажем, что котик уехал в специальный кошачий санаторий, спинку лечить. И надолго уехал...
     - И привет просил передать, - добавила жена Леночка.
     - Вот именно! - тёща торжествующе вздела палец в потолок. - А завтра уедем на дачу, новые впечатления, солнце, воздух и вода... Напрочь забудет.
     Слова "убить" никто не произносил. "Прекратить его страдания" - велеречиво выразилась тёща. Арамис прекрасно знал, что такое "усыпить". Десятый год на свете, не мальчик. Счастливым собратьям такие мысли неведомы, для них всегда "сейчас", и смерти они не ждут, а значит, её для них и нет. А вот чувствовать, как медленно, но неумолимо вытекает из тебя время... как его остаётся всё меньше и меньше, и скоро не останется совсем... Страшный это дар - разум.
     Но ещё страшнее, что некому его передать. Всё случилось так быстро... Кто теперь поведёт Дозор? Даже коллеги, и те бессильны. Они и сами не знают, откуда взялось это - невидимое ни человечьему, ни звериному глазу бледно-голубое кольцо вокруг головы. "Корона", как они иногда шутили между собой, не стесняясь присутствием Арамиса. Чей это дар? Зачем он котам? От него только одни неприятности... И в то же время... с короной расставаться не хотелось. Всё равно что лишиться хвоста... или ушей.
     А передать её надо обязательно. Не тащить же с собой туда - не пролезет. И кто-то должен после него возглавить Дозор, выискивая тех собратьев, чья натура откликается на зов бледного света, кто способен стать дозорным, способен дать свой цвет радуге. И тогда Дозор будет жить. Дозорные меняются, дозорные умирают на свалках и на плюшевых ковриках, на столе у ветеринара и в поганых подвалах, под колёсами машин и от мучительной дряхлости - но Дозор живёт. Живёт, пока есть "корона". И тот бедняга, что должен её носить.
      - Блин, да тут три часа стоять! - хозяин с досадой шлёпнул ладонью себе по колену. - Идиотизм. Ну уроды ведь, ну куда они, спрашивается, прутся? Жарко тебе? - повернулся он к Арамису. - Ты уж потерпи, ну что ж тут поделаешь? Рассосётся ведь в конце концов. - Он помолчал, облизнул губу. - Ну ты извини, родной, что так получилось. А что делать-то? Куда тебя девать, безногого? Лечение знаешь какое дорогое? И бесполезное, только боли снимает. Антонина хоть и дура, но тут она права, это самый гуманный выход.
     Арамис смотрел на него не мигая. Мало кто из котов на это способен, наверное, лишь дозорные. Боятся кошки человеческого взгляда, не выдерживают. Но, как оказалось, и людям неуютно, если кот смотрит, не отводя глаз. Отворачивается человек, подавившись собственными оправданиями. Внимательно смотрит на часы, надеясь разглядеть там что-то новое. Потом его осеняет спасительная идея, и он выскакивает из машины к ближайшему ларьку, за минералкой. И возвращается с пластиковой бутылкой, жадно пьёт, и не смотрит назад - ведь ничего и не было. Надо за дорогой следить - вдруг всё же рассосётся?
     Вот и рассосалось. Сперва медленно, как отравленный таракан, а потом быстрее и ловчее, как таракан, оправившийся от яда, двинулась вперёд "шестёрка". Вперед, в ветлечебницу. Туда, где прекращаются страдания.
     

5.


     А там тоже была очередь. Хозяин, примостившись на краешке банкетки, поставил сумку с Арамисом себе на колени. Пахло от него липким потом, бензином и стыдом, но эти запахи не могли заглушить здешнюю атмосферу, навсегда пропитавшуюся звериной болью, лекарствами и унылой человеческой гигиеной.
     Арамис повёл глазами, изучая обстановку. Бесполезно. Коты были, целых два. Маленького серого котёнка принесла девочка-подросток, немолодого уже белого кота - старуха в шерстяной кофте. Но всё не то. Ни малейшего проблеска. Их разум не пробудить, наверное, даже коллегам.
     Он всё же протянул ниточку Силы к котёнку. Перелом задней лапы... где ж это пацан так неудачно упал? Но ничего, от этого не умирают. Арамис снял ему часть боли, слепил её в желтоватый ком и медленно растворил в скучном воздухе. Увы, себя так не полечишь. Люди в таких случаях говорят про локоть, который не укусишь. Нельзя Силу на себя тратить, и даже не из-за Устава - а просто невозможно. Уж такая она невкусная, Сила.
     Сперва из кабинета вышел мальчишка с морской свинкой, затем морщинистый дядька с овчаркой, которая и носом не повела на кошачий запах. А далее - попугай, болонка, хомяк... с сопровождающими их людьми. И наконец настала их очередь.
     Когда хозяин поднял сумку с колен, в желудке у Арамиса похолодело. Раньше он не думал, что это окажется так страшно. Время ускорилось, побежало острыми кремнёвыми песчинками, посыпалось в вязкую тьму.
     Хотя сам кабинет был залит солнечными лучами. Ветеринар, высокий тощий дядька с начинающими седеть волосами, вопросительно уставился на хозяина.
     - Да вот, - видимо, тот попытался улыбнуться, но не получилось. - Такая вот петрушка...
     - На стол кладите, - не дослушав, распорядился ветеринар. И хозяин суетливо принялся вытаскивать Арамиса из сумки. Сердце у обоих случало часто-часто.
     - Усыплять? - сразу понял доктор.
     - Да вот... - невнятно забормотал хозяин, - похоже, это... паралич задних конечностей... и старый он вообще... так что, исходя из милосердия...
     Ветеринар со свистом втянул воздух, потом бесцветным голосом велел:
     - Выйдете, пожалуйста, за дверь... Нет, кота оставьте. Я вас позову.
     И когда дверь с противным скрипом затворилась, он низко наклонился над столом. Внимательно, не мигая, посмотрел Арамису в глаза и тихо произнёс:
     - Как же это ты так, дозорный?
     

6.


     - И передать мне её некому, - Арамис купался в тёплом облаке света, которое выплыло из ладоней ветеринара. Было хорошо и спокойно, ничего не болело - но грусть оставалась в нём. Грусть не развеять ни потоками Силы, ни ласковыми словами. Главного-то всё равно не отменить.
     - Я не могу тебя вылечить, - виновато объяснил Павел Дмитриевич. - Слишком поздно. Это ведь не обычный паралич... там бы как нечего делать. Но вот пятно у твоей тёщи...
     - Она не моя, - через силу улыбнулся Арамис.
     Хорошо, что можно было говорить правильной речью, не издавая звуков. Просто чужие мысли проступали у каждого внутри. Бумага, на которую капнули водой, становится прозрачной - вот так же и они вдруг понимали друг друга.
     Жаль, что так только с коллегами и поговоришь. Ну и с дозорными котами, да и то - лишь от заката до рассвета. А уж люди - те исключаются. Нет, конечно, затратив часть Силы, Арамис мог бы произнести звуки человеческой речи, но зачем? Напугаешь ещё до полусмерти. Так было с прежним хозяином, стареньким пьяницей дядей Сашей. Ещё в те давние времена, когда был он не Арамисом, а молодым Угольком. Из-за того и пришлось оттуда уйти - хозяин всё порывался прибить "вселившегося в котика чёрта". Вместе с котиком, разумеется.
     - Слишком поздно, - повторил Павел Дмитриевич. - Ты хоть понимаешь, что такое это пятно? Ну, или сгусток, как вы их называете. Это же воронка в другую реальность... в другое измерение... и через неё оттуда высасывают нашу жизненную силу. За пару часов, что ты утром поспал, эта тварь выдоила тебя подчистую. Ну что я могу сделать, что? Сколько Силы в тебя ни закачивай, вытечет. Такую дыру мне не заткнуть... И не только мне. Наши товарищи, конечно, съездят к Антонине Ивановне... ей самой теперь потребуется лечение... но вот с тобой-то что делать? Паралич твой снять можно на счёт раз, но жизни-то в тебе не осталось. Сейчас же или сердце откажет, или кровотечение начнётся... или просто остановится дыхание. Мне очень стыдно, но я ничего не могу.
     На миг сознание ветеринара заволокла лёгкая дымка, маленькая такая тучка в солнечный день - но тут же и развеялась.
     - Да я понимаю, - признал очевидное Арамис. - За Дозор обидно. Сияние же некому передать. Эту, как вы выражаетесь, "корону". А без этого кто поведёт?
     - Ну, - осторожно, точно боясь прикоснуться к загнивающей ране, начал ветеринар, - ваша семёрка ведь не единственная на свете.
     - Здесь - единственная, - Арамис вздохнул, удивляясь человеческой тупости. Всё-таки коллеги - всего лишь люди... - Для меня мир - в этом городе. А за его пределами тоже есть мир, но меня в нём нет. Что будет с моим Дозором, человек?
     Павел Дмитриевич надолго задумался. Было слышно, как тикают стрелки в настенных кварцевых часах и как потно дышит за дверью хозяин.
     - Значит, говоришь, только коту? Ни обезьяне, значит, ни попугаю... Впрочем, с попугаем было бы ещё сложнее. Что ж, король, попробуем... Ох, не люблю я этих штук...
     Он подошёл к двери, запер её на защёлку и... начал раздеваться. Аккуратно снял халат, рубашку, брюки... и спустя пару минут на нем ничего не было. Кроме не первой свежести человеческой кожи.
     - Ну сам посуди, - усмехнулся он, - кот в сапогах ещё возможен... на уровне сказок. Но кот в ботинках и трусах... это как-то уж слишком.
     Потом Павел Дмитриевич опустился на четвереньки, выгнул спину, зашипел. И начал странно оплывать, будто внесенный в тёплую квартиру снежный ком. В кабинете заметно похолодало, и непонятно откуда взявшийся ветер (форточка была прикрыта) смахнул со стола несколько рецептурных бланков. А после что-то хлопнуло в воздухе - и вот уже нет на полу никакого ветеринара Павла Дмитриевича. Есть огромный зверь, чёрно-серый, пятнистый, с тугими мышцами под бархатистой шкурой, широко расставленными ушами, узкими зелеными глазами. И пасть с белыми клыками...
     - Тут ведь масса должна сохраняться, - объяснил зверь правильной речью. - Но кто сказал, что чёрная пантера - это не кот? Самый кот и есть. Леопард просто крупнее.
     Раньше, наверное, Арамис сильно бы удивился. Но сегодня был такой день, что оставалось лишь молча принимать очередные выверты жизни.
     - В общем, делаем так, - продолжал леопард. - Я принимаю у тебя на хранение "корону", и тут же начинаю поиски подходящей кандидатуры. Как найду - сразу передаю. И будет у вашего Дозора новый вождь. Новый король... А ты... - он печально посмотрел на Арамиса. - Тебе всё равно уходить во тьму, и я не знаю, что ждёт тебя за гранью. Но я сделаю всё, чтобы ты ушёл без боли и без тоски. Все мы рано или поздно уходим, но Дозоры остаются. - Зверь зевнул, высунув тёмно-розовый язык. - Ну что, начнём?
     Арамис вздрогнул. На миг он провалился в своё раннее детство, когда был ещё несмышлённым комочком жизни - и как тогда, обдало его волной острого, едкого страха. Но воля в нём ещё оставалась, и потому он не стал тратить времени на ответ. Просто потянулся к чёрному леопарду всею своей сутью, и зажёг в себе тот самый огонь, которым неведомо когда неизвестно кто наделил кошачье племя. И засиял вокруг его головы бледно-голубой огонь - хотя ни одно зеркало в мире не отразило бы его.
     - Плыви! - разрешил он, и сияние потянулось к другому коту, чьи глаза с каждой секундой становились всё больше и больше. Вот уже сверкающее кольцо опустилось на остроухую голову, вспыхнуло ярко-ярко, точно перегоревшая лампочка - и быстро втянулось под кожу.
     И сейчас же стало радостно и легко. Наплывала, наплывала на него тёплыми волнами тьма, и не было ничего лучше этих невидимых, но ласковых ладоней. А потом всё изменилось.
     

7.


     Павел Дмитриевич Белухин, тёмный маг второго уровня, торопливо оделся. Ещё немного - и очередь за дверью взбунтуется. Незачем понапрасну раздражать людей.
     Операция была действительно трудной. Чего стоило только наведение вытягивающей воронки! Такие бабы, как эта Антонина Ивановна, не подарочек. Не липнут к ним пятна, хоть ты тресни. Чудом удалось, чудом! Но куда сложнее было потом, уже здесь. Легко разве эмулировать ауру Светлого? Одно счастье, что дозорные коты не умеют смотреть в Сумрак.
     Но всё позади, "корона" получена, и пускай уж начальство думает, как ею лучше распорядиться. На то у начальства и голова, чтобы болеть.
     У него же болело всё тело. Быстрая трансформация - вещь крайне противная. Надо будет парочку отгулов взять, отлежаться.
     Павел Дмитриевич подошёл к столу, поднял на руки остывающее уже тельце.
     - Ну извини, друг, служба такая.
     Ему действительно было жаль этого кота.

июнь 2003


URL: http://kapvit.narod.ru