Виталий Каплан

И ПОЛДЕНЬ БЛИЗИТСЯ...
Дмитрий Володихин. Полдень сегодняшней ночи. Роман. М., "АиФ-Принт", 2001

     Интересную книгу написал Дмитрий Володихин. К сожалению, ее не слишком заметили. "Полдень сегодняшней ночи" вышел в новом, нераскрученном еще издательстве АиФ-Принт, и большинство читателей, привыкших к стандартным обложкам АСТ-шных и ЭКСМО-шных серий, прошли мимо. А зря.
     Роман интересный. И не потому только, что написан хорошим, ярким литературным языком. И не потому, что сюжет его, согласно неписаному закону жанра, остр и динамичен. Всё это — и стиль, и сюжеты, встречается у многих. Но лишь у немногих за "внешним оформлением" стоит нечто метафизическое, нечто такое, что питает литературу, но само ею не является.
     Володихин известен как изобретатель термина "сакральная фантастика". Имеются в виду произведения, где фантастический элемент (как правило мистически-религиозного характера) — не прием, а основное содержание. Фантастика по сути своей основана на условности, фантастика использует любой, сколь угодно странный вымысел в литературных целях — но при этом и читатель, и автор прекрасно знают, что "в жизни такого не бывает". Так вот, сакральная фантастика — это попытка поверить, что все же бывает. Что за очевидной игрой воображения стоит некая не для всех очевидная реальность. Пусть сказка — ложь, но в ней больше, чем намек.
     И "Полдень сегодняшней ночи" написан именно в таком ключе. Это мистический роман, где наряду с героями-людьми фигурируют ангелы и демоны, причем они добавлены вовсе не с аллегорическими целями и уж тем более не ради прикола. Автор, православный христианин, действительно верит в существование потусторонних сил и вводит их в действие именно потому, что они сами по себе ему интересны. Именно таким образом ему хочется сказать нечто о нашей реальности — гораздо более глубокой и удивительной, нежели представляется современному "просвещенному" человеку.
     Сюжет не особо сложен и, прямо скажем, не оригинален. Достоевский еще писал, что "сатана с Богом борется, и поле битвы — душа человеческая". У Володихина поле битвы расширяется до всего нашего мира. И темные силы стремятся погубить человечество, а светлые, наоборот, им сопротивляются, образуя нечто вроде тайной полиции — или, если угодно, Ночного Дозора (почти по С.Лукьяненко). С древнейших времен и до наших дней особо избранные люди (а также специально для того командированные ангелы) сражаются с бесовскими десантами, проникающими в наш мир из преисподней. Борьба, кстати говоря, в основном ведется силовыми средствами — то есть с использованием обычного и магического оружия. Несколько эпизодов такой контртеррористической деятельности и составляют сюжет романа.
     Первое, что приходит на ум — "попса". Что ж, все внешние признаки налицо. Беготня с гранатометами (из него, если постараться, рядового беса можно таки завалить), масштабные картины разрушения всего и вся (это резвится спятивший "Божий рубанок", инструмент, непонятно с какой радости обретший самосознание), масса кровавых сцен. Равно как и не без секса... И это всё — христианская литература?
     Что ж, попытаемся разобраться. Для начала вспомним некий роман, где бесы стреляют из пистолетов, бьют по голове вареной курицей, поедают мандарины в кожуре... словом, починяют примуса. Или иное произведение, переписку матерого искусителя с его наивным желторотым племянничком, только-только выпущенным из бесовского училища и проходящим практику в Англии времен 2-й Мировой войны... И спросим себя — почему курицей можно, а гранатой нельзя? Почему "адоспасаемое училище" — это классика, а "Воздушное Королевство" — кич?
     Дело вот в чем — изображая потусторонние силы, их невозможно показать в истинном, нематериальном облике. Как правило, человек попросту не способен к духовному видению ангелов и бесов, а если с особо избранными такое изредка случается, то бесполезно и пытаться облечь этот внутренний опыт в адекватные формы средствами языка. Иначе говоря, в трехмерном пространстве четвертое измерение не нарисуешь. Только схематично, или средствами алгебры... Так же и в литературе. Те, кто решился писать о запредельном, поневоле пользуются иносказаниями. Рисуют невидимое — кто легкой акварелью, а кто фломастерами.
     Тут можно долго и со вкусом рассуждать о философии мифа, о свойственном ему языке описания запредельной реальности, о понятии символа в теологии. Но чтобы не нырять в эти глубины, ограничимся словом "визуализация". Мы видим на мониторе цветную картинку — а ведь это лишь визуализация множества нолей и единиц. Мы пересчитываем деньги в кошельке — а ведь эти бумажки лишь визуализация нашей платежеспособности. Мы читаем у Володихина про ангелов с гранатометами — а ведь это...
     Ну да, это она, та самая неизбежная визуализация. И автор, и читатель понимают, что в жизни ангелы пользуются другим оружием. (Разумеется, если вообще в них верят). Но ведь и библейский "пламенный меч обращающийся" — такая же визуализация.
     Без визуализации — никак. Вопрос в другом — а какой она должна быть? Как правильно и как не надо?
     Естественный ответ — "а это смотря для чего". Кому в первую очередь адресована книга? И что автор хотел сказать своей "целевой аудитории"?
     Вряд ли Дмитрий Володихин писал свой "Полдень сегодняшней ночи" для убежденных христиан. У глубоко верующего (и при том религиозно образованного) человека "адский десант" вызовет разве что усмешку, причем скорее всего — грустную. И кому как не автору это понимать! "Примитивно", "упрощенно", "аляповато" — наречия можно нанизывать на нитку как бисер. А уж догматических отклонений от ортодоксального христианства можно насчитать вагон с маленькой тележкой. Чего стоит одна лишь реинкарнация (пускай не массовая, а "для служебного пользования", то есть для бойцов светлого воинства, вновь и вновь возрождающихся на Земле)! Или чудовищная (с догматической точки зрения) идея "Конкордата", договора, подписанного в 1491 году между ангелами и бесами. Или житие ангела Петровича...
     Что тут можно сказать? Ну, во-первых, роман — не учебник догматики. Право автора — "искажать" и "упрощать", если это содействует его главной цели и не выбивается из общей художественной канвы произведения. А во-вторых...
     Переходим к этому "во-вторых". Для кого и зачем это написано? Что не для воцерковленных верующих, уже понятно. Но вряд ли и для твердолобых атеистов, которых авторская визуализация лишь насмешит. Скорее всего — для людей, доселе всерьез не задумывавшихся над метафизическими вопросами, но в принципе способными на такие раздумья. Для тех, кто крепко (хотя и не до конца) интегрирован в современную культуру, в "дух века сего", с его нравственным и мировоззренческим релятивизмом, с его тенденцией к упрощению всего и вся, с его всеядностью и жаждой ярких впечатлений.
     Наверное, именно такому читателю и адресовал Володихин свой роман. Да, действительно, автор, обращаясь к толпе, пользуется языком толпы — то есть попсой. А вот что он пытается донести до толпы?
     Старые (и потому порядком подзабытые) истины. Что есть добро, а есть зло, "и вместе им не сойтись". Что есть Бог, и есть дьявол, а человек свободен решать — с кем он. Что "невинные" языческие забавы на самом деле порабощают человека сатане, делают его игрушкой безжалостных сил. Именно это в романе главное, а беготня со стрельбой — лишь способ расшевелить читателя.
     Намерение, безусловно, благое. То есть, разумеется, куда лучше было бы, кабы наш гипотетический читатель вместо Володихинской книжки взял в руки Библию или творения Отцов Церкви. Но верится с трудом. Слишком уж далеко разведены между собой Традиция и Современность. Значит, приходится наводить мосты, и в частности — такими вот романами.
     С другой стороны, все мы знаем продолжение фразы о благих намерениях. Автору хотелось как лучше. А как получилось?
     Словом, от вопросов общих перейдем к конкретике, то есть к художественным достоинствам и недостаткам "Полдня сегодняшней ночи".
     Замечательный, живой язык. Сильно написано, ничего не скажешь. Володихину удается передать не только информацию, но и сопутствующее ей настроение, и тончайшие психологические изгибы героев. И тут же заметим, что достоинство сие плавно переходит в недостаток. Пролог (а это более тридцати страниц) написан в типичной манере мейнстрима. Блестяще сделано, хоть сейчас в "Новый мир". Только вот не отпугнет ли такое элитарное начало тех, кому, собственно, и адресована дальнейшая гульба и пальба? Быть может, автор пытался доказать кому-то (уж не себе ли?), что способен работать и "на чужой территории"? Не крутизной единой... В результате вышел замечательный текст, практически никак не привязанный к содержанию романа. Текст, который прекрасно смотрелся бы сам по себе — но в другой книге.
     Далее, живые, запоминающиеся, неплакатные герои. Они, бесспорно, есть. И кто же у Володихина получился живее прочих? Увы, это не воевода московской дружины Кирилл Бойков, благородный воин с четырехсотлетним боевым стажем. Не юный новобранец Павел Мечников, положительный во всех отношениях герой, спортсмен, активист, нежный любовник и т.д. Не героическая девушка Маша и даже не старенький ангел Петрович.
     "Живее всех живых" вышел демон Февда, Зеленый Колокольчик, Пятидесятый — командир бесовского десанта, заброшенного в наш "срединный" мир со спецмиссией. Да, он жесток, коварен, беспощаден, это великолепно показано. Но есть в нем некая изюминка. Читать главы, поданные от его лица, почему-то интереснее, нежели о правильных, светлых героях. Не то чтобы Февда вызывал явную симпатию, не то чтобы имел хоть малейший шанс на раскаяние — но видится в нем некий объем, в то время как "наши" герои — хоть и по-человечески понятные, но все же слегка картонные.
     Автор, возможно, и сам это почувствовал — и потому наделил бойцов светлой дружины кучей недостатков. Командир Бойков любит роскошь, ведет бурную половую жизнь и вообще во внешнем мире держится как преуспевающий бандит. Девушка Маша (родившаяся во времена Петра I) говорит преимущественно на молодежном жаргоне, вступает в беспорядочные сексуальные связи и легко может съездить по морде. Павел Мечников, только-только завербованный в светлую дружину, проявляет то недюжинный ум, то феноменальную глупость в человеческих отношениях (впрочем, сделаем скидку на его студенческий возраст).
     Однако не тут-то было. Бытовые недостатки героям нарисовали, а вот более живыми они оттого не сделались. Видимо, проблема не в количестве красок на палитре и не в размере мазков. Просто если герой нужен автору для выполнения некоей идейной или сюжетной функции, если сам по себе, вне контекста, он писателю не интересен, то откуда в нем взяться жизни? Вот самому Дмитрию Володихину интересно было бы пообщаться с Кириллом Бойковым в реальной жизни? При том, что о тайной жизни Бойкова он ничего бы не знал? Да хотя бы и знал... Скорее всего, и в этом случае Бойков был бы интересен прежде всего как носитель информации о тайной борьбе запредельных сил, а не сам по себе, не по-человечески.
     А вот маг Февда (тот самый, который упомянут в Новом Завете — Деян., 5:36) оказался, видимо, чем-то привлекательнее. Быть может, как образчик той пустоты, той пропасти, что иногда скрывается за внешним интеллектуальным блеском, утонченной иронией, непредсказуемостью поведения.
     И опять же вопрос — а хорошо ли это с точки зрения основной цели романа? Предполагалось-то, наверное, что у среднестатистического читателя интерес и симпатию должны вызвать наши светлые бойцы, а агенты "Воздушного Королевства" — лишь гнев и омерзение. В действительности же восприятие может оказаться смазанным. То есть на сознательном уровне, на уровне идей, разумного выбора — там все ясно как дважды два. А вот подсознательно читатель может зафиксироваться именно на бесах — столь виртуозно изображенных, столь запоминающихся. Говоря языком православной аскетики, "прилог" перейдет в "сочетание".
     Кстати, характерно, что в романе почти ничего не говорится о Церкви. То есть упоминается, что некоторые, немногочисленные священники знают о "светлой дружине". Также бойцов перед сражением отправляют исповедываться и причащаться — очень помогает в бою с бесами. Те, кстати, боятся храмовых зданий, поэтому, к примеру, на Таганке, где церквей на квадратный метр приходится много, бесов бьют только так. А вот на юго-западе Москвы все гораздо хуже... И это — всё, что сказано о Церкви.
     Тут можно улыбнуться, а можно и задуматься — отчего так? Возможно, начни автор подробно писать о роли Церкви в этой с допотопных времен ведущейся потусторонней войне, ему пришлось бы и об этом писать в свойственной роману "попсовой" манере. И к тому же слишком многое потребовалось бы домыслить в церковной истории. А способен ли на такое всерьез верующий православный христианин? Одно дело выдать бесам автоматы (балансируя при том на грани пародии) и другое — перейти эту грань, вводя в такой сюжет реальную Церковь.
     Теперь пару слов об эффекте достоверности. Беда, если нарисованные авторским воображением картины покажутся читателю чем-то ненатуральным, вымученным. В "Полдне сегодняшней ночи" достоверность происходящего ощущается — но именно во время чтения. Тому способствует прекрасный язык, богатая палитра авторской речи, завораживающей читателя. Но потом выползают неувязки. Прежде всего, странным кажутся боевые действия между "нашими" и "ихними", охватывающие Москву с областью и почти не замеченные рядовыми людьми. Тут направо и налево из гранатометов палят, там целые подмосковные города с лица земли стирают, а население вовсе и не паникует. "Мафиозные разборки", "всплеск тектонической активности" — этих объяснений толпе вполне хватает. И вот в это верится с трудом. Да и вообще обычные, не втянутые в борьбу света и тьмы люди встречаются в тексте лишь в качестве случайных, глубоко эпизодических персонажей (к слову сказать, "Дозоры" Лукьяненко этим не грешат, при том, что тема-то очень близкая).
     А еще удивляет конец романа. То есть, вот этот конец состоялся, мир в очередной раз спасен, светлый витязь Бойков положил душу за други своя (в самом глобальном смысле), негодяй Февда с остатками своего отряда убрался в преисподнюю. И тут вдруг — двадцать страниц текста, имеющего подзаголовок "конец" и нисколько не связанного с предыдущим содержанием. И текст-то вполне узнаваемый. Это рассказ "На глубине", публиковавшийся в сборнике "Наша фантастика". Неплохой сам по себе рассказ, но зачем он тут? Напрашивается мысль об издательской небрежности при подготовке оригинал-макета. И что мешало дать этот рассказ отдельно, как идет отдельно под этой же обложкой повесть "Мы — террористы"? А если это все же авторский замысел, если есть в таком вот довеске некий сакральный смысл — что ж. Автору виднее, в отличие от критика.
     Можно было бы и далее "ловить блох", выискивать недостатки романа и в художественном, и в духовном плане. Либо делать то же самое с достоинствами. Но не пора ли остановиться и подвести итог?
     А итог мало чем будет отличаться от начала статьи. Интересный роман. Интересный и нужный. Пожалуй, в современной российской фантастике это первый опыт (во всяком случае, в крупной форме) такой вот "визуализации" мистического, причем сделанный с отчетливой миссионерской целью. И если бы серия "Черная звезда", в которой вышла книга Володихина, оказалась успешнее в коммерческом отношении, если бы книгу заметили — ох, сколько поломали бы копий! Четкую этическую направленность, а тем более религиозную составляющую многие у нас не любят. А другие — наоборот. Вот и сцепились бы. И ведь есть о чем поговорить. Ошибки Володихина — это ведь тоже ценный опыт, ценный и для него самого, и для всего направления, именующегося "сакральной фантастикой".
     Может, еще и приведется. Наверняка будут и переиздания, и дебаты в литературных форумах, и профессиональная критика. Ночь-то на дворе все та же, и полдень близится...


26.12.2002

URL: http://kapvit.narod.ru