Х Х Х
Город, по которому я шел,
Синими сугробами завален.
...И меня, и их нарисовали
На стене цветным карандашом.
Фонари светились на стене,
Пробегали по стене машины,
Граждане толкались и спешили,
И на граждан падал синий снег.
Да и я, поверьте, весь в снегу,
Так уж я не стенке нарисован —
По сугробам я шагать способен,
А уйти оттуда не могу.
Впрочем, что о несвободе ныть?
Вот пришли родители в квартиру,
Уши ребятенку накрутили
И, вздыхая, стенку стали мыть.
Город, магазины, толкотня —
Все исчезло под сырою тряпкой.
Пять минут — и стало все в порядке —
Будто бы и не было меня.
1989, январь
Х Х Х
Жалеют на Руси юродивых,
Жалеют на Руси убогих.
Они печальным видом вроде бы
Напоминают нам о Боге.
Они идут по мокрой площади —
В лаптях, в сандалиях, босые...
И флаг какой-нибудь полощется
(Смотря какая власть в России).
Над ними тьмою льются сумерки,
Им тополя звенят листвою,
Им подают копейку умники
И вслед качают головою.
Народ жалеет их и жалует
То пенсией, то психбольницей
И говорит: "Уж вы пожалуйста
За нас сумейте помолиться!"
И потому у нас убогие
Бывают веселы и сыты,
В стране монахов и разбойников,
Доносов, лагерей и пыток.
1989 февраль
Х Х Х
И все же надо шагать по степи,
Но степь не спит и земля не спит,
И словно река к своим берегам,
Прислушивается земля к шагам.
Но свет холодный, но лунный свет
Украл у пространства и плоть, и вес,
И все же надо шагать по степи,
Поскольку уже нельзя искупить
Ни синей тьмы, что ползет за спиной,
Ни плоскости, что лежит под луной.
...Земля безвидна, земля пуста
И не достигнута высота,
Откуда льется холодный свет,
Где нет земли, да и неба нет.
1989 март
Апрельский бред
Пьют на кухнях конвоиры,
На обоях — пива пятна.
Коммунальные квартиры
Души вынули из пяток.
А за окнами трамваи
Хищно пасти разевают,
Ясень смотрит в облака,
Словно ствол зенитной пушки.
...Стали в очередь старушки
В ожиданьи молока.
Всей колодой птицы-карты
Потянулись к горизонту,
Дождик нехотя закапал,
Дама вытащила зонтик.
По бульвару хиппи старый
Брел с гитарою в обнимку,
От лысеющей гитары
Свет струился как от нимба.
Дама пик взглянула косо
На бубнового валета,
Что привык решать вопросы
Палашом и пистолетом.
И они умчались в небо,
Оба — корочки от хлеба,
Две оранжевых судьбы,
Две насмешливые птицы,
Коим дома не сидится,
Не годятся им дубы,
Телеграфные столбы
И двухкомнатные клетки...
А изгнанникам судьбы
Ничего не позабыть.
Конвоиры пятилетки
После пива пьют таблетки.
1989 апрель
Х Х Х
П.Крючкову
Писать на обороте, на бегу,
В трамвае, на пустынном берегу,
В пещере, на банкете, на уроке...
Конечно, наши лошади лихи —
Зашкаливает стрелку. А стихи —
Как выстрелы. Исполнились все сроки,
И строки как ступени в темноте
На черной лестнице. И пусть не те,
Что нам хотелось — но пройти их надо.
А что нас ждет на самом на верху —
Какая разница? Пускай труху
Найдем на месте рая или ада,
Но не награда нам с тобой нужна.
Пусть за окном мелькают времена
Как листья. Ну а мы с тобой напишем
На этих листьях новые стихи,
И вдаль помчатся лошади. Лихи!
И вряд ли стоит делаться им тише.
1989 апрель
Х Х Х
Ну что же, мы пили свободу
Как минеральную воду.
А кончились все бутылки —
Стали чесать в затылке.
В нашем универсаме
Больше свободы нету.
Были б свободны сами,
Да зря напились из Леты.
1989 апрель
Х Х Х
Они сюда пришли издалека,
Седые, легкие как облака,
Готовые растаять в небе.
Что ж, им осталось реку перейти,
А дальше — дальше разные пути
И каждому — особый жребий.
О хлебе ни один не попросил,
Не потому, что не хватило сил —
Они же перешли границу
Меж плоскостью и белой высотой,
Где Юг и Север, Запад и Восток
В один поток сумели слиться.
И вот они стоят на берегу.
Один сказал негромко: "Very good!"
Другой ответил: "Что ж, бывает..."
Они дошли до края тупика.
Там, позади, остались облака.
А впереди? Никто не знает.
1989 июнь
Х Х Х
Т.Г.
Я пишу тебе
из города голубых стен.
Здесь на небе ни облачка.
Здесь жара,
Здесь упавшая в полдень на землю тень
Кажется трещиной.
Но пора
"Возвратиться на первое",
как говорил
Наш добрый знакомый,
протопоп Аввакум.
...В этом городе
уличные фонари
Из темноты вырвали
себе по куску
Пространства.
А там, где их почти нет,
Там...
Но не стоит, видно, о том.
...В этом городе
утренний голубой свет
Первым делом окрашивает восток,
А потом уже север,
запад и даже юг.
...Видно, я все же
рассказываю не так.
Главное,
Божьи птички здесь не поюсь,
Здесь разлита в воздухе
жаркая духота.
...Вот уже вторая неделя
тянется, как
Я пытаюсь к тебе вернуться.
Но выхода нет
Из голубых стен.
Поверь, я искал,
Но сперва не хватало
пяти рублей на билет,
Потом отменялись
один за другим поезда
(Мне так никто
и не смог объяснить почему),
Однако шепнули в ухо,
что никогда
Не вырваться
из душного города никому.
В чем причина — не знаю.
Наверное, что-то есть.
...Почта действует.
Надеюсь, это письмо
Ты получишь.
Увидишь белую весть
И может,
мысленно голос услышишь мой.
Я пишу тебе
из города голубых стен.
Поезд ходит по кругу.
И такой же круг — кораблю.
Да, я заперт надежно.
Но между тем
Я все крепче,
все дальше тебя люблю.
Ты не бойся.
Пускай телефон молчит,
Я отсюда сбегу,
ты уж мне поверь.
Ты сама мне дала
от нашего дома ключи.
Это значит —
я скоро вернусь
и открою дверь.
1989 июнь
Х Х Х
За окошком болотина,
Гаражи, огороды...
И под сердцем колотится
Край бетонных уродов.
Электричка зеленая
Все ползет по железке,
И встают отдаленные
В желтой мгле перелески,
Солнце чахлое тащится
К опустевшему краю.
Кто за тучами прячется,
На трубе нам играя?
1989 август
Деревянная страна
Деревянные улыбки,
Деревянные усмешки,
Деревянные надежды,
Придорожные кусты...
Вечно в строку наше лыко.
(Лыко вяжем мы, конечно).
Деревянная одежда —
И бушлаты, и кресты.
Деревянные награды
И дубовые парады,
И как ласточка прогресса —
Из фанеры наш барьер.
И еловые премьеры
Если вызовут к барьеру,
То пошлют свой вызов лесу
Или небу, например.
Из Китаев, Бельгий, Франций
Приезжают иностранцы,
Им показывают гиды
Деревянный древний рубль.
А в ночи ни огонечка —
На Руси такаие ночки.
Видно, деревянный идол
Не уплыл. Он так же груб.
Так же весел и насмешлив,
Кровью смазывая губы,
Он покажет всем народам
Кузьмику ядрену мать.
Будь ты конный, будь ты пеший —
Не проедешь мимо сруба,
Где древесные породы
Насобачились ломать.
И колотится устало
Русь в березовую стенку,
А ночами жжет лучину.
Снится ей сосновый бор.
Да ведь сосен не осталось —
Все извел на колья Стенька.
...Ни великие почины,
Ни забор и не топор
Не помогут. Да и палка
По спине плясать устала.
В этом свойство древесины —
Расщепляться и гореть.
...Только леса больно жалко.
На снегу плакучем, талом
Елки, сосенки, осины...
В них войти и умереть.
1989 сентябрь
Зеленая свеча
Поверь, моя душа, я смерти не хочу,
Но в пальцы мне суют зеленую свечу,
И дышит за спиной заботливо сестра,
И ждет она меня у мутного костра.
Поверь, не стоит плыть по лунному лучу,
Да и на звездный свет я сам не полечу.
Уйдя из этих стен, кого я обману?
Не выдавить из вен свинцовую вину.
Сегодня на костре за все я заплачу,
Не зря же дали мне зеленую свечу,
Осталось пять минут, осталось пять веков
И серая толпа печальных дураков.
Туман ползет как сон. Октябрь на дворе.
А может, в этом сне покаяться сестре?
Но разница в часах мне не нужна ничуть
И надо ж палача похлопать по плечу.
Зеленая свеча дымится в кулаке,
А ты стоишь в толпе в заштопанном платке.
Когда пойдешь домой по спекшимся камням,
Ты глупых слез не лей, а ночью жди меня.
Ведь на втором витке я выброшу свечу
И в старенький наш дом пылинкою влечу.
...И нет зеленых свеч, и нет слепых костров,
А есть холодный свет от лампочек в метро.
1989 сентябрь
Х Х Х
Низкое небо, мокрый песок,
Холодно, ломит висок.
Зря я, наверное, тут стою,
Тут, у судьбы на краю.
В этой стальной осенней воде
Не отразится никто.
Что ж я стою у края один
В сером своем пальто?
Чуешь, как нерв дрожит на виске?
Вязнут колеса в песке.
Поздно уж, гасят вдали огни.
...Так вот и бьются дни.
Ночью в небе не будет звезды —
В этих краях нету звезд.
Осколки дней лежат у воды.
Из них не выстроить мост.
1989 октябрь
Х Х Х
Ты видишь эти облака?
Печали им не снять с лица.
Их жизнь светла и глубока
От четверга до пятницы.
А после — падают дождем
На шляпы населению.
Нет, мы уж лучше подождем.
Умны мы, к сожалению.
1989 ноябрь
Полтораста лет спустя
Буря мглою небо кроет.
Петя Лену матом кроет,
Лена юбку себе кроит,
Древним "Зингером" стучит.
В телевизоре ансамбли.
По второй программе — грабли,
По четвертой — дирижабли,
За окном — фонарь торчит.
Петя молча схрумкал сушку
И, поглаживая брюшко,
— Выпьем, бедная старушка, —
Тихо Лене предложил.
— Замолчи! Услышат дети! —
Лена цыкнула на Петю,
Понимая так, что Петя —
Для вытягиванья жил.
...Буря нервничала, выла,
Лена юбку себе шила,
Параллельно с эти жилы
Вынимая из Петра.
...В телевизоре гудело,
Шли бои за Наше Дело.
...Лена с Петей, тело в тело,
Помирились до утра...
1989 ноябрь
Н О Ж
Диме Древалю
Скажите-ка мне, мудрецы, почему
Дошёл я до этой железной зимы,
И как, провалившись по пояс во тьму,
Я выбраться смог из хохочущей тьмы?
Не верю, но всё же свершилось. Хожу
По снежным дорогам с улыбкой хмельной.
А дома я нож под подушкой держу,
Всего сантиметров пятнадцать длиной.
Я чёрен по пояс — что ж, липкая тьма
Не очень-то хочет меня отпускать.
Смогу ли ножом я разрезать дурман?
Смогу, очевидно. Но слишком близка
Граница меж светом и зыбкою тьмой...
И нечего, видно, сказать мудрецам.
Мой жребий не сладок, но всё-таки — мой!
И знаешь, во тьме он свечою мерцал.
декабрь 1989
© Виталий Каплан